Его выступления за «молодежку» России воспринимались как этап перехода в главную команду страны. Но все надежды перечеркнула жуткая автокатастрофа в декабре 1993 года, после которой наш герой до сих пор прикован к инвалидной коляске. Читатель уже, наверное, догадался, что речь идет о Сергее Щербакове – одном из талантливейших нападающих постсоветского пространства начала 1990-х. На протяжении последних десяти лет Сергей живет в Москве и сейчас проходит очередной курс реабилитации.

ДЛЯ ЕСАУЛЕНКО МЕНЯ НЕТ

– Из «Шахтера» вы уезжали в ПСВ – на просмотр. Голландскому клубу не подошли? – В Эйндховене я пробыл полтора месяца. Команду возглавлял Бобби Робсон. Я ему подошел. Но затем у англичанина появились серьезные проблемы со здоровьем – Робсон пережил инфаркт и был вынужден завершить свое сотрудниче­ство с ПСВ. Новый же наставник предложил мне поехать с командой на очередной сбор. Дескать, я тебя не видел. Я же решил, что шести недель просмотра с меня достаточно, и на несколько месяцев вернулся в Донецк. Для поддержания спортивной формы. «Шахтер» тогда выступал в дебютном чемпионате Украины.

– Олег Саленко рассказывал, как играло «Динамо» в том первенстве… Больше пили, чем играли. – (Смеется.) Мы тоже пили. Но не так, как они. Я в составе молодежной сборной поездил по Европе. Увидел, как живут люди. У меня было желание заиграть в крепком европейском клубе. Заработать денег. Раньше ведь как было – сколько ни работай, больше чем 500–600 рублей не заработаешь.

– Когда вы вернулись из Голландии, клубы с постсоветского пространства вашей персоной не заинтересовались? – Звали в московское и киевское «Динамо», в «Спартак». Но я был четко ориентирован уехать в Западную Европу. Хотел, чтобы за мой трансфер «Шахтер» получил нормальную денежную компенсацию, таким образом надеялся отдать долг «горнякам», давшим мне путевку в большой футбол.

– В итоге «Спортинг» заплатил за вас «Шахтеру» 200 тысяч долларов – не так-то и много за лучшего бомбардира молодежного чемпионата мира. – Причем не факт, что вся эта сумма дошла до Донецка. Переговоры вел Григорий Есауленко – позже он занимал одну из руководящих должностей в московском «Спартаке». Из Донецка он оформлял трансфер в «Манчестер Юнайтед» Андрея Канчельскиса. Не знаю, правда, сколько «Шахтеру» заплатили за Андрея.

– Это тот Есауленко, который пробовал дать взятку Алексу Фергюсону в размере 40 тысяч фунтов стерлингов в знак благодарности за переход Канчельскиса? – Потом он из «Спартака» в «Рому» Дмитрия Аленичева продавал. Тот трансфер вызвал много вопросов: деньги непонятно куда ушли. Когда же я позвонил ему после аварии проконсультироваться о деталях контракта со «Спортингом», он со мной говорить не захотел. Сказал, что для него меня нет…

НУЖНО БЫЛО ВЗЯТЬ ТАКСИ

– Со «Спортингом» поддерживаете отношения? – Последний раз в Лиссабоне был минувшим летом. Посетил одну из тренировок «Спортинга», посмотрел новый стадион клуба, пообщался со спортивным директором и тренерским штабом команды. Меня там нормально принимают.

– Правда, что в «Спортинге» вы получали 7 тысяч долларов в месяц? – Чистыми выходило около того. Хотя, когда подписывали контракт, мне говорили, что моя зарплата составит 10 тысяч чистыми. Вышло по-другому – получал семь на руки, остальное уходило на налоги. Даже по тем временам это был скромный контракт.

– Жозе Моуринью уже работал в «Спортинге» переводчиком? – Да, он занимался переводом с английского на португальский язык, после чего вместе с Бобби Робсоном уехал в «Барселону». Думаю, живой опыт с великими тренерами ему многое дал.

– А вы с Робсоном когда виделись в последний раз? – Пару лет назад он приезжал в Москву. Встретились, поговорили по душам. Он оставил свой телефон. В «Спортинге» он мне доверял, а я старался его не подводить. Когда он покидал португальский клуб, говорил, что обо мне не забудет и я еще сыграю в его команде.

– Чтобы решить проблему лимита на легионеров, вы заключили фиктивный брак с гражданкой Португалии. Португальский паспорт у вас до сих пор сохранился? – Да, у меня двойное гражданство. Португальский паспорт иногда очень помогает – в любой момент могу сорваться в любую страну Западной Европы. Футбол посмотреть, например. Удобно.

– Страшная авария случилась с вами после банкета в честь проводов Бобби Робсона? – Да. Мы немного выпили. Нужно было взять такси, а не ехать на собственном авто. Впрочем, задним умом мы все сильны.

– Со «Спортингом» вы подписали четырехлетний контракт, но португальцы разорвали его через год после аварии. Чем руководство португальского клуба объясняло разрыв договора на два года раньше срока? – Тем, что получил травму не на футбольном поле. В то время Португалия была самой отсталой страной Западной Европы. Судиться же с клубом я не захотел. Пришлось переезжать из четырехкомнатной квартиры, которую мне предоставлял клуб, в двухкомнатную.

СТЕСНЯЛСЯ ВЫХОДИТЬ В ОБЩЕСТВО

– Когда пережили переломный момент перехода из одной жизни в другую? – Через три месяца после аварии. Когда понял, что в футбол больше играть не буду. Был страх перед окружающими – что мешаю жить людям. Стеснялся выходить в общество. Но не более того. Мыслей о самоубийстве даже не возникало.

– В Москву вы переехали в 1994 году. Квартиру покупали за свой счет? – Нет, я написал письмо на имя мэра Москвы Юрия Лужкова, и мне ее выделили городские власти. Помню, Борис Игнатьев за меня тогда хлопотал.

– Чем сейчас занимаетесь? – Работаю в параолимпийском спорте. Возглавляю федерацию футбола России ДЦП (детский церебральный паралич). У нас две федерации подобного рода. Пока общего языка мы не находим.

– Вы играете в настольный теннис. Не было мыслей попробовать пробиться на Параолимпиаду в Пекине? – Да нет, я ведь играю исключительно для себя. Для поддержания спортивной формы. Не только в пинг-понг, но и в русский бильярд.

– Живете один? – Нет, шесть лет живу с Натальей. Называю ее «мои ноги» – Наташа мне помогает во всем.

– В Донецке вы открыли аптеку. Довольны тем, как идет бизнес? – Донецкая мэрия мне выделила помещение под Центр здоровья Сергея Щербакова. Там в небольшой отдельной комнатке мы сделали аптеку. Но бизнесом это назвать нельзя – зарабатываю на лечение. Увы, улучшений у меня нет, но и ухудшений тоже. Это немаловажно. Собираюсь в будущем лечь под нож – мне должны посадить новые стволовые клетки. Может, после этого будут какие-то улучшения. В любом случае надежды и веры не теряю.